Имя Владимира Рыбалко на слуху уже много лет. Известный в Карелии зоозащитник – фигура противоречивая: одни называют его чуть ли не живодером, другие восхищаются его настойчивостью и самоотверженностью. Журналист «Республики» в ходе часовой беседы убедился в уникальности этого человека, который не боится ни нищеты, ни идейных противников, ни бродячих собак.– Вы знаете, я человек совершенно закрытый. Моя личность не очень занятна. Может быть, я интересен в своей функции общественного активиста, который занимается животными, не более.
– Ни разу не начинал интервью с признания «Я – неинтересная личность»…– Я еще не реализовался до конца. Моя деятельность, связанная с приютом, – в какой-то мере случайность, но это дело отнимает очень много моих сил. Научная карьера оказалось полузаброшена, осталась недописанной кандидатская диссертация.
– Научная карьера?– Я ведь по образованию биолог и много лет занимаюсь популяционной экологией городских бездомных животных. Долго исследовал бездомных собак Петрозаводска, изучал международный опыт. Меня привлекают как консультанта и эксперта и в других городах, я вхожу в рабочую группу Государственной думы по разработке закона об ответственном обращении с животными.
– Престижно, наверное, решать вопросы на таком уровне?– Если бы к нам еще и прислушивались… Закон был принят в первом чтении в марте прошлого года, и с тех пор – почти ничего. А теперь тех депутатов, которые курировали законопроект, и в Думе-то нет.
– Все вас знают как общественника. А где же вы работаете? Приют приютом, но питаться как-то надо…– С питанием пришлось немного поужаться. Приходится подрабатывать. Иногда занимаюсь переводами специализированных текстов, репетиторством.
Если бы государство и общество интересовались проблемой бездомных животных, мое занятие могло бы сделать мне карьеру. Взять, к примеру, научные учреждения. Они, конечно, не шикуют, но хоть как-то живут. И есть темы, на которые можно получить грант, по которым можно писать диссертации… Но они все, как правило, сосредоточены вокруг традиционных объектов изучения — диких животных. Таким образом, какая-нибудь водная полевка исследована намного лучше, чем проблема беспризорных животных. Хотя стаи бродячих собак – головная боль для каждого городского жителя.
Я не против полевок. В конце концов, Дарвин, наблюдая за вьюрками на Галапагосских островах, открыл законы эволюции. Но обидно, что важные прикладные вопросы оказываются в стороне от научного мейнстрима. По крайней мере, в России, где проблема бездомных зверей, мягко выражаясь, присутствует.
– А каковы ее масштабы в Петрозаводске?– А по каким критериям оценивать? Положим, у нас не было случаев, когда собаки загрызли бы человека. Но стаи-то бегают! Можно учитывать некие условные уровни, так называемые пороги. Первый – порог заметности, когда человек вдруг начинает обращать внимание на бездомных собак. Затем следует порог комфортности: животные чем-то мешают – лают по ночам, таскают мусор из бачков и так далее. В Петрозаводске мы приближаемся к третьему порогу – безопасности, когда псы уже будут кусаться. Дальше останется кричать «караул!» и принимать какие-то судорожные меры. Между прочим, сегодня главный фактор гибели кошек на улицах нашего города – беспризорные собаки.
Еще один показатель – образование стай. В определенный момент количество переходит в качество, структура популяции меняется, и одиночные животные объединяются. Значит, контроль утерян.
– Чья вина? «Автоспецтранс» плохо стреляет?– Кстати, больше двух третей бездомных псов сосредоточено за заборами, на территории предприятий – промзоны, стройплощадки, стоянки и так далее. Туда «Автоспецтранс» не попадает – это не городские территории. В частных кварталах настоящих бездомных животных мало, однако много безнадзорных хозяйских, которые бегают где хотят, тоже формируют стаи и создают массу проблем. Но когда собаколовы их уничтожают, начинаются скандалы: «Почему вы убили моего пса?!»
– Ваша позиция по вопросу усыпления непопулярна среди защитников животных. Почему вы ее придерживаетесь?– Потому что я специалист. Традиционное понимание зоозащиты таково: подобрать животное, а потом пристроить. Как же можно усыпить, если наша миссия, наоборот, спасать?! Но посмотрите масштабно, на уровне популяции. Мы видим невероятные страдания целой армии бродячих животных. Спасти удается лишь меньшую часть. Мы видим проблемы, которые создаются для города и людей. Мы видим стихийную ответную реакцию со стороны общества. Слышали такое слово – догхантер, охотник за собаками? Слово недавнее, но самосуды над собаками существуют много лет. И сейчас эти люди активно орудуют в Интернете, создают свои сайты. В Петрозаводске, к слову, охотники тоже имеются.
Мы изучили опыт стран, где беспризорных зверей не уничтожают, но где нет таких проблем, как у нас. Практика этих муниципальных приютов такова: на первых порах усыпление необходимо. К сожалению, если в приюте не хватает мест, всех раздать не получается, а животные все время поступают, то через определенный срок передержки часть из них придется усыплять. В противном случае ситуация не будет улучшаться. Существует целое движение – реалистическая зоозащита, которое объединяет специалистов и энтузиастов из разных городов.
– А можно все же как-то по-другому?— Самая известная альтернатива – стерилизация и возврат в среду обитания. Но такой метод в наилучшем случае просто консервирует ситуацию. В худшем – в дело вступает закон джунглей. Чем кончилась программа стерилизации в Москве? Был загрызен очередной человек в Измайловском парке, и Лужков отменил программу.
– В приютах, о которых вы говорили, практикуют усыпление животных. Ходят слухи, что и в вашем приюте для животных бывают такие случаи…– Вот это да! Откуда такая информация, интересно?! Видимо, мои заклятые друзья стараются… [альтернативный ход мышления]. То, что я говорю про усыпление, – этим должна заниматься муниципальная программа в рамках определенных, очень строгих процедур. Активистам, зоозащитникам этого делать не надо! Нельзя заставить человека идти против собственных убеждений! Поэтому в нашем приюте не усыпляют животных. Это принципиальное решение.
– Но ведь вольеры не резиновые?– Когда нет свободных мест, мы просто никого не принимаем. Очень тяжело отказывать. Иногда слышишь мольбы, проклятия… Чего только люди не говорят! Однако приходится отвечать: приют переполнен.
(Звонит телефон)
– Прошу прощения, но отключить телефон я не смогу. Быть руководителем единственного в городе приюта для собак и кошек – это звонки с раннего утра до позднего вечера. Иногда и ночью. Звонят люди, которые нашли животное и хотят его отдать. Можете себе представить: в Петрозаводске около десяти тысяч хозяйских собак, более тысячи бродячих. Такой же масштаб – с кошками. А у нас в приюте лишь несколько десятков мест. Кстати, мы не ставим табличек и указателей возле приюта, иначе начнут подбрасывать животных.
Звонят те, кто сам предлагает помощь, за что мы им бесконечно благодарны. Кто-то путает приют с питомником, то есть с местом, где разводят породистых животных. Спрашивают, нет ли у нас йоркширских терьеров… Некоторые считают нас ветеринарной клиникой, рассказывают о подобранных воронах или замерзающих утках. И так целый день.
– Как же вас угораздило ввязаться в это дело?– Получилось так, что в определенный момент серьезно взяться за это было некому, кроме меня и некоторых единомышленников. Что делают в обществе защиты животных? Подбирают зверей, лечат, стерилизуют и ищут нового хозяина. Но в определенный момент зашла речь о том, чтобы перейти от энтузиазма отдельных людей к каким-то городским программам, чтобы решать эту проблему системно. Я решил приложить к этому свои опыт и знания.
– А у вас лично есть животные?– Пять подобранных кошек. Держать собаку я не могу, потому что она требует большого свободного времени.
− Нет желания уйти в науку?– По натуре я ученый. Мне всегда этого хочется. Но бросить все – неправильно.
– Почему бы не оставить приют и начать зарабатывать деньги? На сколько вас хватит?– Честно скажу, не знаю. Очень тяжело. Однако это моя личная проблема. Приют должен работать независимо от персоналий. Если бы был какой-то активист, который бы получал деньги за руководство, это было бы его делом и призванием всей жизни…
– Это ваша мечта?– Такая система обеспечивала бы надежность работы приюта. Что такое общественная организация? Обиделся человек, развернулся, ушел – и все разрушилось. Людей не держит ни зарплата, ни карьера. Сейчас подобралась команда, благодаря которой все и получилось. Никто такое дело не способен осилить в одиночку.
– На какие средства живет приют?– У нас несколько источников, но все они основаны на благотворительности. Кто-то сотню даст, кто-то тысячу.
– Самую крупную сумму не припомните?− В районе тридцати пяти тысяч. От частных лиц.
– Это, надо полагать, друзья. А враги имеются?– Не назову их врагами. Недоброжелатели… Да, но, надеюсь, не ко мне лично, а к моей позиции. Люди из противоположного лагеря очень разные. Большей частью – весьма эмоциональные, некоторые считают меня живодером и так далее. Но есть и те, кто готов к диалогу.
На самом деле я не фанатик, поверьте мне. Так получилось. Есть люди с огнем в глазах – «Это враги, это друзья, я пробьюсь…» Не мой случай. Я даже не боец по натуре. Но приходится. Иногда с удивлением замечаю за собой вещи, которых раньше никогда бы не сделал. Нужно просто чувствовать, что за тобой есть знания и объективная истина. Если кто-то на моих глазах начинает врать и выдумывать, я не могу сдерживаться.
– Кстати, о вранье. Почему в Петрозаводске до сих пор не создан муниципальный приют? Помнится, это вопрос городские власти поднимали на самом высоком уровне…– Одна из причин – отсутствие единого федерального закона о животных. Есть разрозненные упоминания в законах о ветеринарии, о санитарно-эпидемиологическом благополучии и так далее. Есть россыпь намеков на то, кто все-таки должен заниматься собаками. Из них вытекает, что функция эта лежит на республиканских властях, а не городских. И в прошлом году это как-то неожиданно всплыло… И никто пока не знает, кто должен эту программу реализовывать.
– На что вы надеетесь?– Если трезво глядеть на ситуацию, рассчитывать особо не на что. Сейчас формируются общественная позиция и мнение властей на проблему… Накал обсуждений не спадает. Что-то уже сдвигается. Есть надежда на свет в конце тоннеля. Но Петрозаводск сам по себе не справится по-настоящему, нужны изменения в масштабе страны.
– То, чем вы занимаетесь, – это что? Ваше призвание, увлечение? Крест, может быть?– По большому счету, конечно, призвание. Но что касается конкретно нашего приюта – отчасти и крест. Может, от меня было бы больше пользы, занимайся я исследованиями и теорией. Однако получилось, что сейчас нужнее человек, который умеет, условно говоря, копать землю и забивать гвозди. Им оказался я.
Георгий Чентемиров
http://rk.karelia.ru/blog/dialogi-o-ryibalko/ 
